Савар, лев бесстрашный, спит.
Савар в темной башне спит.
Тишина во всем дому.
Что же мерещится ему?
Шорох он слышит за стеной,
Кто ж это дышит за стеной?
Кто ж это о косяк дверной
Трется челкою двойной?
Это — Лыско, сомненья нет!
Савар, накинув на плечи бешмет,
Вышел во двор, в ночную тьму —
Драгоценного видит коня.
И скакун сказал ему:
Джангра клич дошел до меня.
После ухода твоего
В землю народа твоего
Вторгся хан Догшон Килган.
Семисоттысячная рать
Успела Джангра в плен забрать,
И тогда воскликнул он —
Джангар, прославленный нойон:
«О Савар Тяжелорукий мой!
Ты же был коршуном смелым моим,
С высоты нападающим вдруг!
Ты же был ястребом белым моим,
Все на лету хватающим вдруг!
И вот мой коршун свирепый ушел,
Из-за причины нелепой ушел!
И вот мой ястреб надежный ушел,
Из-за обиды ничтожной ушел!»
Дальше я слышал какой-то звон,
Постепенно стихающий стон.
«В плен меня бы взять не могли, —
Повторял, рыдая, нойон, —
Если бы Савар был у меня…
А Савар теперь у трех Шаргули!»
Сразу же Савар оседлал
Девственно-нежного коня.
Обо всем в записке он
Ханам Шаргули рассказал,
И помчался на Лыске он.
Бурый Лыско — статный скакун.
Буре уподобим его.
Силой дыханья своего
Раздваивает он траву.
Если сбоку взглянуть на него —
Сизо-белым зайцем летит,
Выскочившим из муравы.
То ли бежит, то ли летит,
То ли просто поверх травы
Мчится, как иноходец, он.
Ударами своих копыт
Величиною с колодец он
Вырывает ямы в земле.
Клыками сверлит он удила.
То спереди, то сзади седла
Оказывается великан.
На седьмые сутки ездок
Прискакал в родимый стан.
Оказались на страже страны:
Первый красавец мира
Мингйан, Алтан Цеджи, Гюзан Гюмбе.
Остальные Бумбы сыны
Были захвачены в полон…
Горьким взором окинул он
Разрушения следы,
Признаки недавней беды,
И покинул богатырей,
И помчался вихря быстрей —
Войско вражеское разгромить.
Эта битва была горяча
И продолжалась восемь лун.
Не поводьями — взмахом меча
Управлялся лысый скакун!
Необозрим вражеский стан,
Высится лес железных пик,
А позади — скачет Килган.
Савар в гущу врагов проник,
Хана Догшон Килгана достиг,
Битву начал с Килганом он.
Двенадцатигранным он
Так ударил его бердышом,
Что восемь позвонков раздробил,
Упругие ребра хана разбил,
Броню Догшон Килгана разбил!
Наземь хан в беспамятстве лег,
Надвое переломился бердыш,
А восьмилистный ремешок
В мизинец врезался до кости…
Лежит Килган посреди пути,
Пробил час тяжелый его.
Савар схватил за полы его,
На коня его посадил.
На широкой, как степь, спине
Ханские руки и ноги окрутил,
И в сторону горы Арсланг
Умчался от вражьего стана он.
Добрался до горы Арсланг
И спросил у Килгана он:
«Расскажи о нойоне моем —
Он томится в полоне твоем.
Где мой Джангар, прославленный хан?»
И ответил Догшон Килган:
«Джангар был наказан мной,
И лежит он, связан мной,
У подножья скалы крутой».
Вызвал Савар к себе скорей
Трех оставшихся богатырей,
Сели на четырех коней,
Поскакали к скале крутой.
Окропили влагой святой —
Животворною водой —
Джангра и всех его бойцов.
Зажили раны богатырей,
Ожили станы богатырей,
Сняли бойцы с Килгана шлем.
Трижды поклониться всем
Богатырям заставив его,
Наложили клеймо на него,
Лотосовидную печать,
Чтобы вынужден был Килган
Государство свое признать
Покоренным Джангром Богдо
На год и на тысячу лет.
Был отпущен Догшон Килган.
Повернул он с позором вспять
Семисоттысячную рать.
Поскакали вихря быстрей
Шесть тысяч двенадцать богатырей
С прославленным Джангром во главе
К шатроподобной своей бумбулве.
Расселись эти семь кругов
В счастье великом и в торжестве
В честь разгрома могучих врагов.
Расселись бойцы, отваги полны,
А чаши бурлили, влаги полны,
Разливались озера арзы,
Радующей взоры арзы.
Песнь седьмая
О трех мальчуганах: о Хошун Улане, о Хара Джилгане, об Аля Шонхоре